Давным-давно, когда озеро Сут-Холь было ещё маленькой лужей, а гора Сюмбёр-Ула— маленькой сопкой, жил-был старик Боралдай. Не было у него ни скота, ни юрты. Бродил он от аала к аалу. Где голоден был — там и дня не задерживался, а где сыт бывал — там девять ночей ночевал.
 Однажды сбился старик с пути и долго блуждал в поисках аала.
 Идёт Боралдай, усталый и голодный, еле ноги волочит. Вдруг видит — бежит с гор шумливая речка, а на берегу её много овечьих следов. «Большой аал близко»,— обрадовался старик. Вскоре он заметил чёрную, словно кочка, юрту. Зашёл в неё Боралдай и увидел у огня старуху.
 Налила старуха ему чаю без молока и спросила:
 — Откуда идёшь, куда путь держишь?
 — Иду оттуда, где был. Иду туда, где ещё не был. Скажи, старая, кто здесь стоял стойбищем?
 — Здесь было стойбище Караты-хана. За глоток молока и за горсть просяной шелухи — хевёка служила я хану. Однажды невесть откуда налетел злой дух — одноглазый , Шулбус и стал пожирать скот. Хан испугался и откочевал, а меня, старую, бросил.
 — Не боишься, что Шулбус тебя съест?
 — Я его обману. Как заявится он в мою юрту, один глаз закрою. Увидит Шулбус, что я тоже одноглазая, и уйдёт прочь,— сказала старуха.
 Попросил Боралдай:
 — Расскажи мне, как найти дорогу к ханскому аалу.
 — Сначала иди в гору. На перевале будет развилка. Так ты иди по правой дороге. А по левой дороге смотри не ходи,— сказала старуха.
 Взобрался Боралдай на гору и видит: вправо идёт узкая тропка, а влево — широкая дорога.
 «Ошиблась старуха»,—подумал Боралдай и пошёл по широкой дороге.
 Долго ли, коротко ли шёл Боралдай, наконец встретились ему большие отары чёрных овец. Стал он искать пастуха и вдруг увидел Шулбуса. Остолбенел от страха Боралдай, а Шулбус свирепо посмотрел на него одним глазом и приказал:
 — Гони-ка, старик, моих овец к большому камню у подножия горы.
 Согнал старик овец к большому камню, величиной с целую корову, и ждёт, что дальше будет?
 Откатил Шулбус камень и столкнул Боралдая в яму. Летит старик вниз, а за ним следом овца за овцой падают. Упал Боралдай на дно ямы, смотрит: с одной стороны — большой очаг, а с другой — хёне: привязь для ягнят и козлят.
 Последним в яму спустился Шулбус и велел Боралдаю привязать овец к хёне. Потом Шулбус подал старику большую жаровню.
 Обрадовался старик, думает — прикажет Шулбус барана зажарить. А Шулбус говорит:
 — Накали жаровню. Когда она станет красной, как кровь, скажи мне. Я изжарю тебя и съем.
 Сказал и лёг к очагу.
 Старик стал жаровню греть, а сам горюет. «Не видать тебе, Боралдай, больше света белого, не ходить тебе по горам и степям».
 — Ну, как, раскалил докрасна?—закричал Шулбус.
 — Нет, ещё рановато,— отвечает старик. Через некоторое время опять Шулбус кричит,
 да громче прежнего:
 — Готова жаровня, старик?
 — Нет, ранозато,— твердит своё Боралдай, трясясь от страха.
 Поднялся Шулбус и увидел, что жаровня, как кровь, красная. Хотел Шулбус схватить старика, но тот метнул в него жаровней и выжег ему единственный глаз. Закричал Шулбус диким голосом и стал старика ловить, но никак поймать не может.
 Догадался тогда Шулбус, что Боралдай среди овец спрятался, и стал он их из ямы одну за другой выкидывать. Всё меньше остаётся овец. Не знает Боралдай, как ему спастись. Видит — последний баран остался. Бросился старик к нему под ноги и крепко уцепился за шерсть. Шулбус и выбросил его вместе с бараном наверх.
 Так очутился Боралдай на свободе. Собрал он всех овец и погнал к хозяйке бедной юрты.
 Остался Боралдай у старухи, и стали они жить без нужды и горя. А слепой Шулбус до сих пор бродит по свету, ищет Боралдая, да найти не может.
  
1 Чай без молока — это для тувинцев считалось признаком крайней бедности.