Вот уж, братья, времечко настало:
Силу страшную степи безлюдной скрыло.
Вот уже обиде места мало
В душах русичей, которых перебило.
И легка проклятой, ей, дорога
В силах внуков грозного Даждьбога –
Между наших преданных бойцов.
Как один, отважных молодцов!
И восстала между них обида,
Обернувшись девою для вида;
И вступила, как врагов расправа,
К нам, на землю гордого Триглава.
Лебедем лихим владений вражьих
Заплескала крыльями вдали
И от всплеска крыльев тех лебяжьих
С моря синего к нам беды потекли;
Моря синего, которое у Дона,
Где сражались лучшие из нас –
С поля брани, где не слышно стона,
Где встречало войско смертный час.
И, покуда взмахивали крылья,
Там, вдали, померк былого свет;
Времена прогнало изобилья
И настал черёд тяжёлых лет.
И погибла у князей отвага,
Что в боях с кочевником была.
Нету возле княжеского стяга
Тех, кто ведал славные дела.
Братья речь ведут, один другому:
«Здесь – моё. И то – моё же то ж.
Я твоё возьму себе, большому.
Я возьму! А ты моё – не трожь!»
И о малом, что увидят рядом,
Словно о великом говорят;
И коварства изощрённым ядом
Сами же себе беду творят.
Сами же себе куют измену.
А враги пришли со всех сторон
И, победам русичей на смену,
Вражеских побед раздался звон.
***
О, далеко же ты, сокол, проник,
Птиц неразумных преследуя всюду –
К лютому морю примчал напрямик,
К морю, где смерть уготована люду!
Где же ты, Игоря славный поход?
Не воскресить тебя силой земною!
Видно, прогневал ты тех воевод,
Кто в небесах восхищались тобою…
А за походом, на редкость бедовым,
Карна воскликнула гласом суровым
Русичам кару повсюду суля.
И заметалась слезливая Желя,
Скорбью и жалостью в каждого целя,
И расступились пред нею поля.
Факел в руках у неё погребальный,
Людям он путь освещает печальный
Пламенем скорби пылая во мгле.
С ним пробежала по Русской земле.
Русские жёны одно повторяют средь плача:
«Что же покинула храброе войско удача?
Как отыскать нам возлюбленных милых своих?
Уж не вернуть их ни мыслью, ни думой.
Верно, вдали похоронены степью угрюмой…
Очами своими уже не увидеть нам их,
Не только что золото иль серебро перебрать, принесённое ими,
Нашими самыми лучшими и дорогими.»
А Киев уже застонал от великого горя…
Ведь слышите, братья, вы этот особенный звук!
А славный Чернигов, с немалыми бедами споря,
Готовый к отпору, застыл как натянутый лук.
Тоска разлилася по Русской земле необъятной,
Печаль изобильно средь Русской земли потекла,
А наши князья по причине, для нас непонятной,
Стали измену ковать, забывая благие дела:
В тайне глубокой дружину свою собирая
Каждый старается первым на брата напасть
И, потому, пошатнулась от края до края
Русских князей неприступная сила и власть.
А кочевники – наглые, злые –
Забывая и совесть, и честь,
Землю Русскую рвут, как борзые.
И набегов их подлых не счесть.
В тех набегах – внезапных, кровавых –
Кочевая последняя рвань
Вместо князя, толпою лукавых,
Собирает победную дань:
Получает, раз пришла пора,
Шкурку беличью от каждого двора,
А, захочет, так сживёт со свету
За любую звонкую монету.